– Мне никто никаких прав никогда не давал. Они у меня и так всегда были,– процедил сквозь зубы разозленный парень и посмотрела на меня так, как смотрят на заклятого врага.

Справедливо рассудив, что наши споры могут продолжаться целую вечность, я приняла решение как можно быстрее закрутить колесо и унести подальше ноги. Показав, что разговор окончен, я села на корточки и с демонстративной яростью принялась крутить это злосчастное колесо. Моя наглость не осталась незамеченной. Молчаливый парень по имени Витюха уже во второй раз схватил меня за шкирку и поставил на ноги.

– Ты чо отворачиваешься, когда с тобой люди разговариваю!?! Я чо по твоему перед тобой стоять должен, а ты передо мной сидеть?!

– У меня времени в обрез. Я, по-моему, все сказала и попрошу не трогать меня своими руками.

– А мне насрать, что у тебя времени в обрез. Мне вообще на все на свете насрать.

– Господи, сколько же в тебе говна,– ядовито заметила я и хотела было опять заняться колесом, но парень по имени Витюха буквально рассвирепел и взял меня за подбородок.

– Тебя, подруга, точно никто никогда не наказывал. Видно, придется мне щас это сделать. Я тебе покажу где раки зимуют.

– Да что вам от меня надо?!

– Говори, какого хрена ты на заброшенном кладбище делаешь?!

– Мимо проезжала.

– Мимо проезжала?!

– Мимо.

– Да только тут мимо никак не проедешь. Сюда обязательно свернуть надо.

– Вот я и свернула, чтобы колесо поменять. Не буду же я посреди дороги его менять, людям мешать.

– Каким людям?! Ты прекрасно знаешь, что здесь отродясь никаких людей нет.

– На кладбище мне как-то спокойнее…

– И кладбища, значит, не боишься?!

– А почему я должна его бояться?

– И могил не боишься?

– Нет. В том городе, где я родилась, кладбище недалеко от моего дома было. Мы туда с одноклассниками часто ходили. Могилы рассматривали. Так что у меня вообще по этому поводу страха никогда не было. А мои родители прямо на кладбище огород садили! Вернее прямо у самого кладбища. И не мы одни так делали, а многие. Говорят, что там перегной хороший и картошка хорошо росла. Посадишь немного картошки и подойдешь к какой-нибудь могилке, табличку посмотришь. А там такой-то такой-то, такого года рождения. Я больше всего фотографии любила рассматривать. А на них человеческие лица, которых больше нет… Это сейчас мне как-то не по себе от таких воспоминаний, а тогда ничего, нормально было. Кладбище, обнесенное огородами… Одни расширялись, подбирались поближе к могилам и сажали там свои картофельные плантации. Другие психовали, что так мало места, и хоронили своих близких прямо на этих плантациях…

– Витюха, чо она какую-то пургу несет?. – перебил меня самый говорливый.

– Я объясняю, почему я кладбища не боюсь. Если я все свое детство на кладбище огород сажала, то почему я колесо не могу поменять?! Для меня кладбище, можно сказать, дом родной, если мне, конечно, тут посторонние не мешают.

Не знаю, убедили ли мои доводы этих двух неприятных типов, но их квадратные физиономии не стали хоть немного добрее и не выражали ничего, кроме тупости перемешанной со страшным цинизмом.

– Дочка! Дело сделано! Я жмурика поаккуратнее закопал! Посимпатичнее!

Мы одновременно повернули головы в сторону леса и увидели изрядно уставшего деда Герасима, пробирающегося между мо ил.

Глава 15

Увидев, что я стою не одна, дед спрятал лопату за спину от волнения захлопал покрасневшими от водки глазами. Немного отдышавшись, он подошел поближе и как ни в чем не бывало спросил:

– Ой, Анют, а ты не одна… А что у тебя с машиной-то?

– Колесо спустило.

– А запасное есть?

– Есть, да только поставить не могу. Новые постояльцы ничего не дают сделать.

Парни переглянулись и поздоровались с дедом Герасимом.

– Здорово, дед.

– Здравствуйте, ребята, а вы что мою дочку обижаете, что ли?

– Да мы вообще женщин никогда не обижаем. Мы с ней просто разговор за жизнь ведем. Смотрим, девушка одна на дорогой машине у кладбища застряла. Во мы и заинтересовались, что же девушка тут делает, в таком месте. Почему ничего не боится. А девушка нагло нам врет, что у нее колесо спустило и что она мимо кладбища случайно проезжала. Да видно, ничего случайного не бывает. Смотрим, со стороны кладбища знакомый дед идет.– Грязный да усталый, словно он в свои годы носом полкладбища перепахал. Дед, а ты-то что на кладбище делал?

– Да так, прогуливался… Я тут часто прогуливаюсь. За кладбищем смотреть некому, вот я иногда на него и прихожу. Слежу, чтобы хулиганов никаких не было.

– Ты чо тут, вроде смотрителя что ли?!

– Вот верно, вроде смотрителя.

– На добровольных началах или тебя сюда кто на работу устроил?

– На добровольных. Кто меня сюда устроит, ежели кладбище брошено и тут никакого начальства нет.

– Дед, а ты за свой базар отвечаешь?! – вспылил парень по имени Витюха.

– Как это?

– Я тебя ясно спросил: ты за свой базар отвечаешь?!

– Да ни за какой базар я не отвечаю… Ни за кладбище, ни за базар. У нас тут вообще никакого базара уже тысячу лет нет. Ежели вам базар нужен, то вы в районный центр езжайте.

Парни недобро гоготнули и одновременно посмотрели на часы. Видимо, комбинация из двух стрелок произвела на них должное впечатление. Их лица стали серьезными и напряженными, словно они кого-то ждали или им нужно было куда-то явится в назначенное время.

– Дед, ты чо, вообще блатного языка не знаешь?!

– Я с блатными никогда дел не имел. Я всю жизнь с деревенскими общался и говорю, как все деревенские говорят. А вы что, хотите сказать, что вы блатные?!

– Мы хотим сказать, что ты законченный придурок, лох деревенский. Ты кого собрался за нос водить?! Ты чо, дурнее себя ищешь?! Да только знай, что дурнее тебя не бывает. Дурнее уже просто некуда.

Дед затоптался на месте и тяжело задышал.

– Да кто дал вам право так со мной разговаривать?! Я вдвое, а то и втрое старше вас! Я в этой деревне вырос, а вы только приехали и сразу решили свои порядки наводить. Я вот бабке Матрене сегодня же скажу, чтобы она вам в жилье отказала. Нечего таким извергам, как вы, в нашей деревне делать! В город езжайте и там на блатном языке говорите, а здесь деревня, и старших тут уважать надо!!! У нас тут свои правила! У нас перед старшими шапки снимают и отдают им почтение. А если вы подобру-поздорову сами убраться не захотите, я в районный центр поеду и милицию привезу.

– Дед, ты кого вздумал милицией-то пугать?! – не на шутку разозлился говорливый.– Это только такие лохи, как ты, милиции боятся. Что я должен перед тобой снять? Шапку?! А у меня шапки нет. Хочешь, я перед тобой штаны сниму и тебе свою задницу покажу? У меня задница волосатая. Не веришь?! Ты чо, никогда не видел волосатых задниц?! Щас покажу! Хочешь, я всегда тебя в деревне так встречать буду, сразу буду тебе свою задницу показывать?! Ты же почтения, по-моему, хотел… Жопу тебе, а не почтение!!!

Дед покраснел, как вареный рак, и в упор посмотрел на меня. В его глазах читалась и злость, и беспомощность одновременно.

– Анна, тебе там еще много работы осталось?

– Да нет. Я колесо поставила. Осталось только закрутить.

– Так крути быстрее и поехали отсюда. Я с этими архаровцами разговаривать не желаю! Мы до райцентра доедем и их в милицию сдадим!

– Да я бы и рада колесо закрутить, да не дают,– жалостливо пробурчала я.

– Как это не дают?

– Руки распускают.

– Как это распускают?

– Так, распускают и все.

– Крути я сказал. Пусть они только попробуют тебя пальцем тронуть, убью гадов!

Я растерянно пожала плечами и, с трудом заставив себя согнуть ватные ноги в коленях, села на корточки. Затем принялась орудовать домкратом, искоса поглядывая то на парней, то на раскрасневшегося деда Герасима. Наверное, для того, чтобы заполнить вынужденную паузу, дед сделал свирепое лицо и громко запел: «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько я отправил на тот свет»… Эта песня придала мне уверенности, и я стала орудовать домкратом как можно быстрее. В это мгновение один из парней толкнул меня в спину и схватил за волосы так сильно, что когда мне удалось вырваться, в его руке остался огромный клок моих волос. Я завизжала и принялась махать руками во все стороны. Дед схватил лопату и замахнулся на одного из парней так, что чуть было не отрубил ему голову.